Кто я? Опции

[Карапультук]

Приветствую вас дорогие мои люди, сегодня хочу говорить о том, что происходит каждый раз на вокзале, на улице, в метро, в пробке, на светском рауте или рок концерте, в пустыне, в океане, в космосе – где угодно, но один взгляд внезапно наталкивается на другой, и что-то уже щёлкает внутри, и ни периодическая система, ни Альберт Эйнштейн, ни Фрейд – ни что не в состоянии объяснить, а что собственно произошло – да ничего особенного, просто один человек внезапно находит другого и сердце уже вспыхивает этим удивительным пониманием как всё устроено. И пытаясь описать это переживание, кто-то уже говорит о неких крыльях, что внезапно возникли за спиной, кто-то о том, что ему просто очень хорошо, кто-то о том, что знал этого человека – его или её, всегда и что наконец-то вернулся домой, и все мы знаем невероятное количество историй обо всём этом, верно? И, тем не менее, когда это случается именно с нами, мы почему-то убеждены, что Бог сотворил это чудо только для нас двоих, верно? И пусть великий Толстой был тысячу раз прав и все счастливы одинаково, но мир по прежнему замирает, в восхищении глядя на то, как один взгляд напарывается на другой, и в сердцах абсолютно не знакомых до этого людей уже активизируется эта неведомая ранее программа под названием Любовь, при которой мир выглядит уже абсолютно по другому, ну вы знаете.
Итак, дорогие мои, закройте глаза и представьте себе греко-римский ландшафт, в лесах ещё резвятся не вымершие представители глубокой языческой мифологии: сатиры, бахусы, паны, кентавры, вахтанги, составляющая вместе с силинами свиту легендарного Диониса – бога плодородия. И вот вся эта шальная и такая любвеобильная нечисть символом неиссякаемого творческого динамизма украшают этот девственный мир этой бесстыдной и эротической дымкой, одним словом перед нами невинный мир – дохристианский рай, в своей самой что ни наесть нетронутости и непорочности, и всё вокруг именно такое, каким и должно быть, язычески-природное и шальное в своём неукротимом буйстве красок и чувственного эротизма. И вот именно в этой, как кажется святой и страшной одновременно, среде я появляюсь на свет.
И вот мне уже 25 лет, вокруг меня шумный хаотичный, вечно крошащийся под ногами мир, перетираемый бесконечными жерновами войн и революций, III век нашей эры, Рим. Тот самый Рим, что непрестанно воюет и заходиться в эпилепсии непомерного тщеславия и зловеще-зрелещной извращённости. И вот, ведомый какой-то своей внутренней мелодией, я уже не вылезаю с полей сражения, славлюсь по всей стране как невероятно умелый и крайне сострадательный доктор, так как в первую очередь забочусь о том, чтобы моё лечение было наименее болезненным: промываю раны вином, для снижения боли использую травы и массаж, психоделические препараты, грибы, экстракты цветов, делаю приговоры, бубню что-то себе под нос и очень много пою. На моём счету десятки походов и битв, меня безумно уважают солдаты, я сплю в таких же палатках, как и они, ем такую же еду, во время битв как кентавр ношусь по полю, вытаскивая раненых, делаю бесчисленное количество операций и перевязок, одним словом – Рим, дамы и господа, вот он. На престоле один из самых свирепых и глухих к нуждам простых солдат император Клавдий II, не такой свирепый и беспощадный как Калигула или Нерон, но, тем не менее, ему хватает ума и здравости мышления решить, что одинокие и бездетные мужчины, более выносливые воины, чем женатые, и он лёгким росчерком издаёт указ, в котором запрещает юношам до 20 лет жениться и обзаводиться семьёй.
Итак, дамы и господа, сегодня я тот, кто, осознавая всю несправедливость такого запрета, идёт наперекор самому императору и тайно продолжает проводить тайные свадебные церемонии для возлюбленных, скрепляя союзом даже тех юношей, что не прошли службу в армии. И народ уже слагает обо мне громогласные истории и легенды, сочиняет и поёт песни, и когда весь этот фольклор достигает императорских ушей, он мгновенно приказывает схватить меня и привести на допрос. И вот он ломящийся от роскоши дворец императора Клавдия II, меня вводят в богато украшенную залу для купания, император принимает ванну, как вы видите, и несколько девушек массируют его тучное, безобразное, разжиревшее тело. И вот он уже говорит мне, как водится тихо и вкрадчиво: «Любовь – это боль, разве ты не знаешь?»
«Знаю», отвечаю я.
«Любовь, страсть и жестокость звенья одной цепи, разве ты не знаешь?»
«Знаю», отвечаю я.
«Что наверху, то и внизу, разве ты не знаешь?»
«Знаю.»
«Тогда оправдайся за своё поведение, если сможешь», он предлагает мне сесть, и я, немного подумав, начинаю говорить:
«Да, любовь – это болезнь, вы правы. И чаще всего она напоминает глупую гонку за своей собственной фантазией и эта иллюзорная погоня полна мучительной похоти, драматизма, и в итоге оборачивается чередой жесточайших разочарований, в которых пламенная страсть оборачивается холодной ненавистью и изменами, я знаю это. Но я знаю так же солдат, которые без рук, без ног, с ползущими за ними кишками, зубами рвали врага, потому что их ждали дома любимые женщины. Я прошёл с ними через 17 больших сражений и я знаю, чьи имена они выхаркивают, когда я без обезболивающего по живому шью им раны, и когда их зубы крошатся от невыносимой боли, я знаю какие слова выташниваются из них вместе с кровью, когда я без наркоза отпиливаю им загангрененые ноги и руки, я знаю на кого они молятся и кого зовут, когда лежат вывернутые на изнанку на моём залитом кровью операционном столе. Они зовут своих женщин. И только потому и выживают, что эти женщины в их задымленном болевым шоком сознании приходят к ним, приходят и поют им песни о любви и кладут им руки на головы, и те выживают не потому, что я хороший врач, а потому, что им есть, за что держаться в этом аду. Да их профессия – ненависть, но это снаружи, а внутри, вы знаете, что держит их внутри и заставляет их выживать?»
После этой тирады император молчит несколько минут, потом молча выходит из ванны, заворачивается в мягкие полотенца и бросает мне, уходя: «Я придумал, как ты умрёшь.»

[linkevery]

убейся пожалуйста

[Lenore]

Если отбросить фантазии самого автора, а сопоставить только факты и исторические события, то св. Валентин)))

[sultan]

Как говорится, кто не успел тот опоздал

[Карапультук]

И вот в одну их глухих тюремных ночей меня уже будет пронзительный звон ключей, в камеру уже входит один из больших чинов тогдашней армии, а вместе с ним и его слепая дочь, 13 летняя девочка очень милой наружности, как вы видите. Генерал, которого я лично выходил после тяжелейшего ранения, извиняется за то, что потревожил меня, он достаёт из-за пазухи какой-то свёрток, протягивает мне. «Это вам, доктор.» Я беру узелок, развязываю его – это были амулет и письмо от моей жены, в котором она пишет, что, несомненно, последует за мной, куда бы я не отправился. И вот генерал уже говорит, что казнь назначена на такое-то число, и что избежать её не возможно, и так как он не знает другого такого же чудотворца, кроме меня, а обо мне уже ходят множество невероятных легенд, то он просит излечить свою слепую девочку, и что сделает за это всё что потребуется, ну кроме отмены казни, разумеется. И вот я уже осматриваю глаза девочки, понимаю, что её болезнь не излечима, советую её отцу изготовить специальную мазь, потом, подумав, пишу несколько слов на листке бумаги, вкладываю в конверт какой-то цветок, и говорю, чтобы девочка вскрыла это письмо сразу после казни. Девочка заливается слезами и бросается к моим ногам, я обнимаю её и произношу: «Ты обязательно должна видеть того, кто оценит твою красоту.» Затем я поворачиваюсь к её отцу и прошу его… но нет, не будем торопить события.
Итак, дамы и господа, вот оно 14 февраля 270 года, я моюсь и переодеваюсь перед казнью во всё чистое и белое. И вот она эта городская площадь, что уже забита огромным количеством людей, народ приветствует меня почтительным молчанием, в толпе огромное количество бывших солдат - знакомых лиц, звучит ритуальная музыка, как вы слышите. Я восхожу на круглый каменный постамент, символизирующий Солнце, примерно два метра в диаметре, со специально в нём прорезанными канавками для стекания крови. С четырёх сторон этого постамента встают четыре легионера, которые проинструктированы наносить удары в особом ритме, чтобы не убить сразу, но только ранить, чтобы зрелище протянулось как можно дольше. Мне тоже дан меч, как вы видите, раздаётся сигнал к началу казни, и вот я уже начинаю вращаться как юла, еле успевая отбивать удары четырёх солдат, клинки которых из обсидиана, острые как бритва, обрушиваются на меня естественно чуть быстрее, чем я физически могу реагировать. Всё моё существо, несомненно, хочет жить! И я уверяю, я не думаю в этот момент, я просто очень хочу жить! И моё тело, как кажется, само рефлекторно делает всё возможное, чтобы защитить себя, но вот первое ранение, второе, третье, кровь тоненькими струйками начинает струиться по телу, стекать на белый камень, и я уже шлёпаю по своей собственной крови, но продолжаю что есть силы реагировать на удары. И неконтролируемый звериный рёв уже вырывается из моего горла, как вы слышите, и я бросаю клинок и начинаю яростно танцевать и смеяться, поскальзываюсь на собственной крови, падаю, получаю удары в голову и бёдра, снова вскакиваю, снова пробую танцевать, и снова ору и смеюсь, и опять падаю. И вот всё замирает, солдаты опускают мечи и тупо смотрят на барахтающийся в центре Солнца бардовый спазматически-дёргающийся кусок парного мяса, кровавую отбивную, совершенно обессиленную от потери крови, изрезанную и охрипшую. И вот площадь уже взрывается ужасным экстатическим рёвом, на сцену запрыгивает жрец, резким профессиональным движением вспарывает мою грудь, и уже показывает моё сердце катарсически-умилённой толпе, затем моё тело разрубают на части и скармливают толи животным, толи птицам, не важно.
И вот слепая дочь генерала открывает моё письмо, как вы видите, достаёт из него цветочек шафрана, её глаза, хотите верьте, хотите нет, окутывает мягкий золотистый свет, и в сознании уже проступают очертания сначала этого замечательного цветка, потом её собственной руки, потом тени мельтешащие вокруг, и вот мир всё чётче и чётче прорисовывается в её зрачках, и она уже понимает какое это нестерпимое чудо – просто видеть богатство мира.
Итак, дамы и господа, сегодня мы видим одну из самых романтических историй человечества, одну из самых героических, идеалистических, одну из историй, которых, возможно, и не было никогда, но которые люди почему-то сочиняют и передают из поколения в поколения, и я думаю, что из огромного количества скептиков найдутся те, для кого эта историческая эпопея и не миф вовсе, а самая, что ни на есть реальность, и даже гораздо более реальная, чем всё то, что предлагает нам окружающая нас действительность, верно? Сегодня я тот, кого молва считает непосредственным виновником, всего того ежегодного безумства, в которое весь мир на разные голоса и языки объясняется в любви, и чаще всего не словами даже, но любовными криками и стонами, всей этой опьянительно-вахической музыкой, какую способен извлекать из своего нутра только один единственный инструмент на Земле, ну вы знаете, и в звуках которого, если он пробуждён, так много языческого жара, безоглядной бездны и такого пронзительного буйства природной силы - инструмента Любви, в котором спит до поры, до времени, сжавшись в комочек, шальная, живучая и такая любвеобильная нечисть, украшающая мир бесстыдным, пульсирующим и вечно манящим эротизмом.
Итак, дорогие мои, в 496 году Римский папа Гелазиус объявляет день моей казни – 14 февраля, днём всех влюблённых. И, подхватив эту забавную романтическую затею, влюблённые по сей день дарят друг другу всякие романтические безделушки, кто цветы, кто квартиры, как символы поднесённых в дар сердец, но то, что виновником этой удивительной традиции был человек невероятной внутренней силы, прекрасный врач по профессии, религиозный новатор, писатель, поэт и стопроцентный воин духа по призванию, мало кто знает, верно? И поглядывая иногда с небес на суетливое мельтешение этого, завораживающего взор, человеческого муравейника, утопающего, чем дальше по руслу цивилизации, тем круче во всё более и более шокирующих в своей извращённости любовных развлечениях, я уже и не противлюсь даже, я вообще никак не реагирую на все эти странные истории, что слагаются про меня сегодня, превращая в попсового лидера сладковато-приторного понимания любви, ведь людям обязательно нужен этот романтический карнавал, это любовное шапито, все эти формальные, ничего не значащие, даты. И умилившись всему этому очаровательному безумию и насладившись бессмысленностью, чаще всего ничего не означающих, любовных обещаний, я снова возвращаюсь на территорию своей легенды, в объятия одной единственной, той, чья любовь заставляла меня вращаться на солнечном круге смерти, и стоять до последнего, пока мои мышцы ещё могли сокращаться, глаза смотреть, а сердце биться, в объятия той, которой, как и обещал генерал, было отдано моё ещё тёплое сердце, и которая, получив этот дар, последовала за мной, не сомневаясь ни секунды.
Итак, дамы и господа, прекрасные женщины и благородные джентльмены, дарите подарки своим любимым, маленькие, большие - какие хотите и можете, но дарите, говорите слова любви, пишите, кричите – всё это маленькие жесты самой мощной силы в мире, той самой силы, которую нельзя купить, и которую можно только вырастить и только самому, как свой дом, своё дело, как своих самых прекрасных на свете детей, прикладывая к этому ежедневную ответственность и заботу, понимаете, о чём я?

[sultan]

Карапультук, здорово что ты есть, теперь смысла в форуме стало на много больше.