Кто я? Опции

[Карапультук]

Итак, дамы и господа, ближе к делу! Сегодня, чтобы сбросить напряжение, а может и для того, чтобы сжечь всё в огне катарсического обновления, я и начинаю свою игру, тотальную шалость, виртуозное дурачество очередного моего гения. Сегодня я представлю вам творческую личность, которая всегда была, есть и будет абсолютным исключением, каким-то гениальным и вечно живым выродком в семье творческих личностей с мировыми именами.
О, этот мой персонаж действительно превратит ваши бедные головы в раскрытые тюльпаны. Человек-легенда, человек-икона, человек, которого знают все, но не все действительно знают.
Искать определённость в моём творчестве зря тратить время, моя муза воистину по ту сторону да и нет, по ту сторону за и против, по ту сторону добра и зла, и в том, что я дел, творил и жил не было, нет и теперь уже никогда не будет никакой этической проповеди, никакого учительства, никакого нравственного пафоса, но было шокирующее жизнеутверждение и, просто с ума сводящий, градус жизнелюбия.
Итак, дамы и господа, сегодня я бесспорный, стопроцентный гений, гений в своем, что не на есть ратифицированном представлении, который родился в прекрасной, невероятно щедрой на таланты, стране, в городе, который известен всем как дождливый и пасмурный... О, дождь. Прекрасно. Как раз во время.
Итак, на реализацию моих замыслов было отпущено примерно в два раза меньше времени, чем обычному человеку, поэтому я жил быстро и умер довольно рано, обрушившись на все последующие поколения живительным дождём подлинного вдохновения и безграничной мудрости. Итак, вот он Я: от природы невероятно здоровый и жизнелюбивый, с огромным запасом энергии и жизненных сил, «Ну просто великолепная натура», скажет хирург, осматривая меня мёртвого, лежащего на столе, с раздробленной в клочья тазобедренной костью. Интересно, что при жизни единственным признаком нарушения идеального физического равновесия в этой великолепной натуре была, есть и навеки будет просто маниакальная жизнелюбивость и неимоверно быстрая нервная возбудимость чудовищная, шальная и ошеломляющая.
Уже в шесть-восемь лет учителя говорили обо мне, что я превосхожу чувственностью всех своих одноклассников, а в десять лет школьный надзиратель ни кого не застаёт за мастурбацией в туалете или в саду так часто, как меня. Слава богу, что это мальчишеское пристрастие в ваше время ужи признано нормальным и мальчишек уже давно никто не бьёт по рукам за эти естественные шалости, многомудрая психология и психопатология наконец-то поняла, что в 11-12 лет в жизни здорового мальчика начинается естественный период познания своего основного инструмента и это действительно крайне важно познакомиться, наконец, с тем как он устроен этот резец, эта дрель, этот смычёк, джойстик или как там ещё. Вы не согласны? Но не об этом моё сегодняшнее шоу, вернёмся лучше к действию, а оно сегодня грозится быть крайне динамичным и экстравагантным.
Итак, начав с безобидных моноэкспериментов как поэтических, так и эротических я, немного оперившись, начинаю совершать вылазки в так называемый мир, который просто кишит обворожительными, нежными, хрупкими и так манящими нас, молодых и жизнелюбивых юношей, существами, фантазия о которых и приводит наш шаловливый инструмент в состояние творческого подъёма. Ещё позже, уже чувствуя окрепшие крылышки, я с особой виртуозностью и смаком начинаю предаваться распутству разных видов, провожу дни и ночи в непрерывной цепи вакханалий и оргий, злые языки будут считать странным как мой талант выдерживал такой безобразный и крайне фривольный образ жизни. Вот, что говорит обо мне один из моих покровителей, высокообразованный человек своего времени, поэт: «Сверчок прыгает по бульвару, и, извините, по публичным домам, но при всём беспутном образе жизни он уже заканчивает четвёртую песнь своего нового шедевра».
Да, я везде успевал. И, честно говоря, не существует ничего, чего я не познал бы в своих сексуально-поэтических приключениях. Вот ещё одна цитата, её уже говорит один из моих друзей, культурнейший человек своего времени: «Венера опять пригвоздила нашего друга к постели, опять ждём шедевра». Говорят в ваше время уже изобрели какие-то резинки, которые надёжно защищают от подобных неожиданностей, дорогие мои, пользуйтесь, не рискуйте, видит бог дело нужное, если бы только в моё время это чудо контрацепции существовало, я бы, наверное, умер бы в публичном доме от истощения.
Итак, дамы и господа, я сегодня гений, сияние которого не может поблекнуть от правды, как говориться: «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон». Ваши версии, дамы и господа.

[Карапультук]

Поприветствуем умнейшего из умнейших, это действительно Александр Сергеевич Пушкин!!..

Сегодня я тот, кого современники назвали монстр, чудовище, маньяк от поэзии и крайне не воздержанного удовлетворения своих чувственных потребностей. Но продолжим и попробуем ещё раз прогуляться по улицам прекрасной Северной Столицы. «Ну-ка, господи, плесни-ка ещё». «Спасибо».
Итак, я сегодня в роли гениального литератора, мастера слова, лица национальной словесности, светлый жизнерадостный мир которого так и кишит нечистой силой, а рукописи испещрены рисунками ликов смерти, висельников, бесов и чертей. М-да…
Входя в пору зрелости, я всё с большим и большим трудом буду удерживать чудовищный напор этого бесовского воинства. Никакой гармонии: то богохульничаю бесовски, то верую праведнически. И если б сначала одно, потом другое, так нет же, всё вперемешку, и то и другое одновременно, стопроцентно русский характер. Ну, как вы расцените фразу: «Чёрт знает, как бог помог»? Мм?
И так во всём, да – я страдал от этого, да – я наслаждался этим и всё же не всё я в небе ненавидел, не всё я в мире презирал. Скажите мне, написал ли кто-нибудь в мировой литературе более чистые и возвышенные строки о любви, чем те, что повествуют о гении чистой красоты. Но не успел ещё этот аромат гения раствориться в воздухе, как я цинично на обратной стороне листа лёгким росчерком пера указываю, что совратил, мягко скажем, её на днях и не просто совратил, а с божьей помощью. Конечно же, я использовал более точное, смачное русское словцо, какое, я думаю, вам не трудно будет догадаться. Ну, кто из великих писателей мог позволить себе такую безответственную непредсказуемость и чудовищно-шальную парадоксальность? Кстати, эталоном кристальной чистоты русского языка является именно мой язык. О, вам даже не представить какой прелестью, яркостью и ясностью образов он вспыхивал, когда речь заходила об особе, на которую нагло ложились мои глаза, схватывающие жертву мёртвой хваткой. Я излучал просто завораживающую силу чувств, демонстрировал невероятный блеск ума, виртуозное владение словесными средствами, ритмом, темпом, звуком, мелодией и сила этого воздействия была такова, что устоять на ногах молодой и прелестной особы просто не представлялось возможным. Фактически в это мгновенье уже не важно было, что я говорил, важно было только одно, чтоб я продолжал, продолжал, продолжал ритмически, подобно негроидному барабану, извлекать из себя метафоры-бомбы и никогда бы не останавливался, до того самого момента, пока ум прелестницы не взрывался финальным оргазмическим и таким естественным фейерверком чувств. И потом уже, спустя время, она, очнувшись от гипноза, с ужасом осознавала бы, что попалась… попалась в сети этого маленького курчавого паучка с цепкими лапками, но было уже поздно, я уже крапал что-то нетленное на клочке бумаги, оставив своей жертве только дым, только томную поволоку воспоминаний и столь сладкое для русской души чувство стыда.
Продолжим с ещё одной шокирующей цитатой из разряда «только для взрослых» из анналов меня сегодняшнего – великого и тотально русского гения: «Всё идёт по-прежнему. Шампанское, слава богу, есть, актрисы тоже. То пьётся, а те … . Аминь, аминь, аминь, так и должно». Ваш восторг, дамы и господа, и ваше сочувственное всепрощение.
Итак, в Петербурге и в Москве меня знали все, в этой своей роли я ещё при жизни купался в ореоле славы. И когда я появлялся в театре, например, в толпе возникало неизменное волнение и суета: «Смотрите, смотрите, это он! Тот самый?! Да, да, тот самый грязный пошляк, и гуляка, и дуэлянт». Сказать, что я был звездой, это ничего не сказать. Как только я появлялся где-либо, жди скандала. Все бинокли и лица были устремлены на это восьмое чудо света, и я наслаждался этой безмерной славой, выставляя напоказ свои чудовищно-страшные, чёрные, как размах орлиных крыльев, бакенбарды, которые, и я прекрасно знал это, предавали моему уродливому лицу ещё более устрашающий, демонический вид. Я стоял на самом видном месте, высоко вздёрнув голову, скрестив руки на груди и прожигая глазами, в которых вращались шаровые молнии, всех женщин в зале, и вдавливал в кресла всех мужчин, которые тщетно пытались удержать этих женщин при себе. В это мгновение воздух в театре звенел моим именем, и то, что я делал, как реагировал, как смотрел, как дышал, было гораздо интереснее чем то, что происходило на сцене.
«Вы знаете? Сегодня в театре, на таком-то представлении будет Он! О, надо сходить!», говорили в свете. И согласитесь, если такой мужчина решит наконец жениться, то он выберет в жёны, ни больше, не меньше, но первую красавицу страны, и более того гораздо более высоко роста, чем он сам. Вы не поверите, но я выбрал женщину на 12 сантиметров выше, чем было во мне. Её будут звать Наташа. Бог мой, как я её любил! Какие слова я ей говорил, какие письма писал: моё существо неразрывно связано с вашим; я рождён, чтоб любить вас и следовать за вами; рано или поздно мне придётся всё бросить и пасть к вашим ногам. Но не успевают высохнуть чернила на письме, адресованном моей будущей жене, как я уже обмакну перо для следующего признания: я могу думать только о вас, только вам я обязан тем, что познал всё, что есть самого судорожного и мучительного в любовном опьянении, мне необходима ваша близость. Интересно, кому предназначено это второе письмо? Натальи?.. Эту женщину звали уже Каролина. Да, да, та самая коварная Каролина, если знаете, если почитывали кое-что обо мне. Хорош жених! И так во всём, даже на кануне свадьбы. И, тем не менее, каждый раз искренне и предельно и первый, и второй, и третий, и так далее страстно, мощно и на всю жизнь. Вот он – поэт! Тотально русский поэт.
Итак, дамы и господа, я сегодня в роли великого русского поэта, самого главного, самого первого, звезды первой величины, которого, по его собственным словам, «чёрт догадал родиться в России с душою и талантом. Наше общество столь же презренно, сколь глупо. Равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью, правом и истинной неотъемлемая черта этого Отечества. Только правительство всё ещё единственный европеец в России». О как! Или вот из другого места: «Святая Русь мне невтерпеж, по большому счёту, где хорошо, там и Отечество моё, а хорошо там, где растёт трын-трава, и были б деньги». «Ужасные слова», скажет кто-то, но из песни слов не выкинешь. Нет, не с бухты-барахты пытался удрать я из России в Париж и никогда в проклятую Россию не возвращаться. А вот вам ещё один выверт: «Я, конечно, презираю Отечество моё с головы до ног, но ни за что на свете я не хотел бы переменить его». Что это? Как соединить с предыдущим? Все знают революционно-декабристские стихи моей молодости, все знают о моих попытках поверить в искренность либеральных обещаний, которые так щедро надавал мне в разговоре один на один, только что вступивший на престол, Николай I, все читали о моём разочаровании в царе и о моих горьких размышлениях о непримиримом противоречии между интересом государства и счастьем отдельного человека, и о том, что я был как заноза в нежном теле у этого правительства, заноза, которая ныла, выла и орала, тормошила всех и всяк. Многие считают, что именно по этому, так ни разу и не выехав за пределы своей так обожаемо-ненавистной России, я и был застрелен 8-ого января 1837 года на дуэли одним французским офицером.
Оо, я выписал свою смерть с особой виртуозностью и умом, с особым изяществом и лаконизмом. Нет, такие умы не умирают по чьей-либо воле, они сами выбирают когда, и самое главное, как уйти со сцены, а все эти красотки, французики, начальники тайной полиции, цари только антураж, только декорация в великой и страстной игре гениального поэта.
Итак, дамы и господа, вот он я - 37-летний мужчина, лежу в своей огромной библиотеке, на руках своего старого слуги, с простреленным брюхом и расколотой пополам тазобедренной костью. Каждое движение причиняет мне ужасную боль, время от времени я теряю сознание, слуга приносит мне горсть морошки – моё последние желание и вот мои иссохшие губы тихо произносят: «Выше… Выше, миленький… Ещё выше».
Итак, дамы и господа, самым совершенным русским чудом, самым-самым из всего, что только возможно, 200 лет назад явился миру в блистательной роли черномазого и самого русского из всех поэта, который, благодаря своей чудовищной парадоксальности и жизненности, останется живым даже 200000 раз отлитый в бронзе. И до сих пор пристально смотря из этих выбеленных и прилизанных монументов своими шаровыми молниями на всех на вас по всей России, хохоча и рыдая, брызжа ядовитым юмором и бесконечно молясь, со своей косматой взбаломощностью и пятикилограммовой тростью я буду вечно защищать эту страну, свою обожаемо-ненавистную Родину, и пусть только попробует кто-нибудь сказать о ней что-нибудь обидное.